Моральный агент - и вся его непоследовательность!

Тема моего философского эссе – «Моральный агент и вся его непоследовательность»

В ходе раскрытия темы, мною будут выдвигаться и обдумываться тезисы, с тем, чтобы как можно ближе подобраться к ответу, который бы максимально удовлетворял требованиям правдивости и ясности. Попробуем для начала разобраться в терминологии. При этом будут безжалостно отсекаться тезисы, не подтвердившие свою жизнеспособность, и именно таким образом мы планируем неуклонно продвигаться к нашему выводу, содержащему самое крупное из уловленных нами зерен Истины.

Итак, что же означает поставленный нами вопрос, и почему он так для нас важен? Попробуем разобраться в терминологии.

Мораль – каково наше понимание ее в наши дни и каким оно было для нас в совсем недавнем либо, напротив, в давнем прошлом, построенном на принципах, отличных от нашего современного видения, что есть справедливость, о которой спорили и продолжают спорить философы со времен Дж. Роллза, а также его критика Р. Нозика, и до наших дней?

Второй вопрос, который неизбежно возникнет перед нами – каков облик того самого «морального агента», и насколько он равен либо отличен от облика похожего на него «представителя» преобладающей в обществе светской либо же религиозной морали?

И наконец, что для нас означает «быть последовательным» и насколько строго мы позволим себе судить проявления непоследовательности в самих себе и в лицах, наделенных властью и правом решать, что есть благо для общества и его членов?

Попробуем отвечать на вопросы о терминах, не удаляясь чересчур далеко от более глобальной цели нашего исследования, а именно, от суда над «моральным агентом», выбранным нами сегодня в качестве мишени.

Итак, каким мы видим наиболее очевидный ответ на поставленный нами вопрос? Конечно, «нет».

Почему? – спросит пытливый философ-оппонент. Потому что «морального агента» или же, другими словами, представителя так называемого «земного гласа справедливости», как раз и отличает от обычных членов общества способность и умение хладнокровно придерживаться «буквы закона», будь то закон человеческий либо Закон Божий. Ведь именно за эти качества он и оказался вправе решать человеческие судьбы, судить о благе либо о вреде, приносимыми той или иной мыслью, высказанной вслух, словом, произнесенным с трибуны либо в письме, напечатанным многомиллионным тиражом либо оставшимся в единственном экземпляре, но при этом ставшим достоянием бескомпромиссной общественности.

Как же возможно, чтобы мы каким-то образом усомнились в присущей «агенту» морали, в соответствии с Законом и должностными инструкциями, предписывающими ему последовательность?

И не стоит ли нам глагол «может» изменить на «имеет право», получив, таким образом, более естественный вопрос – «Имеет ли право моральный агент на непоследовательность?»

Допустим, наш агент «оступился» и проявил «человеческую слабость» там, где ему подобает лишь следовать выданным ему предписаниям. Насколько строго сейчас мы отнесемся к монаху, пришедшему исповедовать «грешницу», уличенную в колдовстве, и отпустившего ее на волю, дав возможность переодеться в собственную сутану и ускользнуть от костра Инквизиции?

Важен ли для нас тот факт, что колдунья была молода и красива, а монах проявил «человеческую слабость», но в душе нисколько не предал своей веры? Либо для нас сейчас более очевидна относительность средневекового понимания добра и зла и такая же относительность или даже сомнительность вреда, принесенного молодой колдуньей?

Таким образом, ответ о невозможности либо об отсутствии права у нашего «морального агента» быть непоследовательным отметается нами как несостоятельный и неверный. То, что агент, несмотря на свой пост и полномочия, будучи, тем не менее, обычным человеком, может проявить слабость и стать непоследовательным, сомнению подвергать никто не будет. Но факт, что такая его человеческая «слабость» может оказаться полезной для общества и спасет чью-то жизнь, тоже заслуживает внимания и подводит нас вплотную к альтернативному ответу на вопрос нашего сочинения:

Да, моральный агент может, а иногда и должен, быть непоследовательным.

Что это означает для нас как философов третьего тысячелетия? Представитель морали, агент справедливости, в наши дни не имеет права раз и навсегда «закостенеть» в своих убеждениях, ведь то, что еще вчера являлось аморальным, сегодня составляет неотъемлемую часть нашей жизни – будь то право женщины на участие в выборах или право любого гражданина на частную собственность.

А теперь попробуем представить себе, что газета, выходящая впечатляюще большим тиражом и рассказывающая о нуждах учителей средних школ и о системе образования вообще, вдруг полностью меняет курс и начинает «плыть» в совершенно новом направлении, сохранив при этом и название и главного редактора, а также весь состав редколлегии, мгновенно осознавших, что ветер местности подул в совсем другую сторону.

Картина возможная, но с большими поправками. Либо курс будет меняться постепенно, так что учителя, полюбившие газету в ее прежнем облике, успеют к тому времени уйти на пенсию, либо сменится и название, и главный редактор, и большая часть всех сотрудников. Потому что, даже если отдельный писатель быстро созрел, чтобы «поплыть в новом направлении», такой разительной перемены никогда не поймут и не примут его читатели. И тогда, сколько бы он не декларировал собственную приверженность переменам, мы сами, как читатели, скорее всего, не будем готовы поверить в столь быструю трансформацию, произошедшую с ним, почуяв здесь «подвох».

И хотя в нашей работе речь идет обо всем обществе, точно так же и в самых базовых формах человеческой жизнедеятельности, а именно, в семье – мы также редко готовы поверить, что другой человек способен измениться, даже если именно то изменение, о котором мы сами так долго и страстно мечтали.

В чем же ключ такой непоследовательности нас самих как наблюдателей, нас самих как судей?

Что это за мораль, которая почти на сто процентов меняется в обществе, с периодичностью в 100 – 70 – 50 – 20 лет, и откуда берется наша потребность ухватиться за нее, зафиксировать, издать закон и назначить его представителей для круглосуточной охраны ее все время ускользающих ценностей?

И откуда в нашем уме, нас как так называемых «разумных существ», столь сильное отторжение любой трансформации, генетически заложенной уже в самой первой клетке любого живого существа и всей окружающей нас живой Природы, а значит, неизбежной?

Так кто же здесь «агент» неуловимой морали, а кто та Инстанция, что наделяет его полномочиями? Кто тот судья, что при необходимости отстранит его от занимаемой должности за неисполнение обязанностей? Кто тот Борхес и кто та бабочка?

Таким образом, рассмотрев заявленный в теме моего сочинения философский вопрос с разных сторон и поочередно выдвинув три возможных тезиса в качестве ответа, я выбираю ответ – речь идет не об агенте, речь идет о нас.

Мой индийский учитель йоги, 75-летний брамин из Варанаси, Шибенду Лахири, однажды сказал: «Вы ставите мне в вину, что я непоследователен. А кто Вам сказал, что я должен быть последовательным? Я Вам этого никогда не обещал!»

Наша способность быть последовательными длится настолько долго, насколько мы способны верить в собственную и чужую фиксированную, неизменную реальность, в иллюзорную непрерывность, которая мгновенно распадется на мельчайшие частицы, находящиеся в постоянном движении, под микроскопом пытливого ученого-исследователя.

Каждый химик и каждый физик – философ, знающий о трансформации не понаслышке, чего, скорее всего, нельзя сказать о каждом философе в применении к физическим и химическим законам. Поэтому там, где философия стремится приблизиться к точным и естественным наукам, там я как исследователь и нахожу ответ на поставленный мной вопрос. Утверждать нечто большее, как философ, я не готова.