Три тезиса относительно развития работы с расстановками

 Тезис первый: Для проведения расстановок уже не нужно расставлять

Вот уже несколько лет, как я не даю клиентам возможность самим «расставлять» заместителей. Сейчас я предлагаю клиенту несколько людей, с которыми бы я хотел начать расстановку, и прошу его выбрать для них заместителей. Заместители встают и начинают медленно передвигаться по помещению, руководствуясь внутренними побуждениями: выбирать место, садиться или ложиться. Иногда они остаются (вначале) сидеть на своём месте — тогда это уже часть их роли и всегда указание на некую динамику в системе.

В чём преимущества этого подхода? Во-первых, для меня важно, чтобы расстановочная работа рассматривалась как «обычный», повседневный процесс. Всякая ритуальность превращает его во что-то особенное, выходящее за рамки повседневности, а отсюда рукой подать к мнимой сакрализации. Я чувствую себя комфортней, если моя работа обставлена просто и обыденно. Разумеется, важную роль играет то, что я не работаю в статической («классической») манере — всегда прошу заместителей прислушиваться к своим внутренним движениям и следовать им. Мне кажется, такой подход имеет преимущества.

Многим расстановщикам важна исходная картина, расставленная клиентом. По их мнению, она позволяет получить представление о семейной динамике и сформулировать первые гипотезы. Кроме того, существует представление, что интуитивное расставление позволяет самому клиенту увидеть свою внутреннюю картину семьи, в чём уже заключается первый лечебный эффект, который в итоге приведёт к исцелению, когда перед клиентом сложится новая, гармоничная картина семьи, и он поймет эту картину.

Но тот, кто опирается на феноменологический подход, тот не строит гипотез. Это не значит, что нельзя проводить расстановки, руководствуясь гипотезами, но тогда это будет уже работа, основанная на опыте, а не на феноменологическом подходе, так как ему чужды гипотезы — они нужны ему так же, как коньки для плавания. Они скорее мешают, потому что уводят в сторону от феноменологического восприятия. Поэтому мне не нужна исходная картина.

То, что клиенту с помощью расстановки удаётся экстернализировать свою бессознательную картину семьи и осознать её, бесспорно, имеет целительный эффект.

Тем не менее, в моём понимании процесс расстановки не должен служить для того, чтобы изменить внутренние картины клиента. Для меня важней пролить свет на существующую ситуацию. Конечно, это больше, чем только методологические различия. Это — отход от терапии. Я больше ничего не изменяю, не пытаюсь кого-то или что-то исцелить. Это делает сама действительность, увиденная и прочувствованная, и у неё это получается значительно лучше, чем когда-либо удалось бы мне.

Ещё одно преимущество такого подхода состоит в том, что заместители сразу же входят в свою роль. Как только их вводят в расстановку, в них проявляется внутреннее движение, им проще и быстрее удаётся его прочувствовать. Это происходит даже с неопытными заместителями. Я не говорю, что только так и нужно работать, но это определённо интересное расширение метода, которое нередко очень быстро выводит на суть проблемы.

Тезис второй: Порядка любви не существует

Берт Хеллингер использовал для иллюстрации «порядка любви» метафору кувшина и воды: вода символизирует любовь, а кувшин — порядок. Без порядка, по словам Хеллингера, у любви не будет опоры, и она растечётся, как вода из разбитого кувшина. Это очень сильный образ. Но если приглядеться внимательней, то никаких порядков любви нет. Всё описанное Хеллингером является порядками социального сосуществования или даже самой природы. С любовью эти Порядки не имеют ничего общего.

Возьмём, к примеру, очерёдность. Она имеет место у каждой кассы в супермаркете — кто подошёл позже, становится в конец очереди. Важно отметить, что и отношения между родителями и детьми в семье, между партнёрами будут гораздо спокойнее и менее конфликтными, если придерживаться этого порядка. Это свидетельствует о том, что даже там, где люди любят друг друга, соблюдение социальных порядков значительно облегчает совместную жизнь. Но это не значит, что они являются порядками любви. То же самое можно сказать и об остальных описываемых Хеллингером порядках — принадлежности и баланса. К любви они не имеют никакого отношения. Это законы, необходимые для выживания.

Любовь абсолютно свободна и неуправляема, можно сказать даже, совершенно беспорядочна. Именно поэтому постоянно случаются конфликты с социальными порядками и именно поэтому они меняются. Конечно, отношения (в том числе и все виды любовных отношений) гораздо легче поддерживать, если соблюдаются порядки принадлежности, иерархии и баланса, но если этого не делать, то любовь из-за этого не пострадает. Отношения — возможно, но любовь может никуда не деться, поскольку любовь и отношения — не одно и то же. Порядки защищают отношения, но они ограничивают любовь и препятствуют её росту. Если во мне происходит внутренний рост и моя любовь становится любовью сердца, она становится и более независимой от отношений и законов, действующих в них.

Итак, то, что описывал Хеллингер — это универсальные правила отношений. Семейные расстановки развенчали современный миф о том, будто отношения любовные или профессиональные, можно выстраивать и изменять как вздумается. Однако понятийная привязка законов отношений к любви приводит к серьезным недоразумениям и содействует фундаментализму относительно порядка, который отчасти можно наблюдать в сообществе расстановщиков, и который находит заслуженный отпор. На самом же деле любовь, и, возможно, только она, способна подняться над порядками и при этом стать шире и глубже.

Тезис третий: Расстановки как эффективный инструмент в работе с травмами

За последнее десятилетие среди расстановщиков стало распространённым представление о необходимости специальных методов при работе с травматизированными клиентами. Некоторые полагают, что обычная расстановка не подходит, даже вредна для таких клиентов. Нередко звучат даже такие мысли, что входдение в роль может быть опасным и привести к ретравматизации. Я считаю представления абсолютно неверными.

Чтобы освободиться от травмы, должны произойти два события.

Первое: клиент должен снова столкнуться с травматическим событием и особенно со своей диссоциацией. Но это должно произойти таким образом, чтобы клиент не погружался в травматическое переживание полностью. В идеале клиент должен балансировать между ролью наблюдателя и потерпевшего. Собственно травма (её присутствие и влияние на протяжении многих лет и десятилетий) состоит не в том, что она произошла, а в том, что человек не в состоянии чувствовать и воспринимать происходящее. Именно невозможность восприятия приводит к диссоциации, а с ней и к травме (что является условием для выживания!). Поэтому возвращение способности видеть, чувствовать и воспринимать в полной мере, в том числе и функции расщепления чувств как условия для выживания, является первым шагом к исцелению.

Эмоциональная невосприимчивость приводит к тому, что на эмоциональном уровне человек не воспринимает простой факт: травматическое событие уже в прошлом. Поэтому второй основной шаг к исцелению состоит именно в осознании того факта, что всё уже позади.

В простой расстановке эти два шага вполне могут быть реализованы.

Во-первых, в расстановке клиент входит в контакт с травматическим событием и расщепленными чувствами. Благодаря этому не только всплывают заблокированные чувства, но и активируются те нейронные процессы, которые автоматически «отключились» во время травмы и пребывали до сих пор в «коме». Этого не случится, если всё время избегать контакта с эмоциональным уровнем.

Во-вторых, клиент может легко соблюдать определённую дистанцию с происходящим, поскольку в реконструкции травматического события «переживание» на себя берёт кто-то другой (заместитель). Поэтому клиент может при поддержке расстановщика со-переживать и со-чувствовать, одновременно оставаясь на расстоянии, чтобы не погрузиться снова в травматическое переживание.

Если ограничить процесс расстановки тем, что клиент должен увидеть и воспринять то, что есть или что было, и проследить, чтобы клиент не выпадал из процесса восприятия (на уровне взрослого), возникнут все предпосылки для интеграции события клиентом и освобождения от травмы. Для этого нужно быть готовым отказаться от «драматизма» — ещё одно условие очищения и придания «повседневности» расстановочной работе. Я уже давно не раскладываю упаковки с бумажными платками — хватает той упаковки, которая лежит у каждого в кармане.

Глядя на то, что было, становится видно, что оно прошло. Конечно, можно сказать ему вслед ещё какие-то прощальные слова или совершить небольшое, эмоционально заряженное действие (попросить заместителя в роли травматизированного ребёнка встать рядом с клиентом, чтобы тот обнял своего внутреннего ребёнка). Но главное — это посмотреть и внутренне принять то, что было, 'без каких-либо добавлений или изменений.

Что же касается опасений по поводу ретравматизации, то за свои пятнадцать лет активной расстановочной практики я ни разу не встречал такого случая. Гораздо чаще случается, что, будучи в роли, заместитель сам обнаруживает свою скрытую травму. Это достаточно сильное переживание, но одновременно и лучшая подготовка к собственной расстановке и излечению травмы. Кроме того, такая «ретравматизация» — вполне обыденное явление. К примеру, когда чье-то действие или неосторожное замечание вызывает у меня в шок, это значит, что на какое-то время я снова оказался в плену старой травмы. Но избавиться от травмы можно именно в случае, когда я внимательней подойду к этой ситуации.

Таким образом, сама жизнь совершенно незаметно для нас излечивает многие так называемые травмы.